Сообщение Беня260412 » 11 апр 2018, 22:44
ШЕРЛОК ХОЛМС И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
42. ИЗ ЗАПИСЕЙ ИНСПЕКТОРА ЛЕСТРЕЙДА
13 ноября 1895
Тринадцатое началось с сюрприза. Утром в Ярде нас поджидал человек, чей обеспокоенный и одновременно подавленный вид сразу бросался в глаза. Последовавшая затем беседа только усилила впечатление, что этот человек, с натурой самоуверенной и в естественном своем состоянии бравирующий всем, что только придет в голову, сейчас явно пребывал в расстроенных чувствах. Выглядел он так, будто и сам осознавал свое безнадежное положение и все же нуждался в том, чтобы ему это подтвердили и успокоили, что шансов, и правда, нет, дабы этот отчаянный удалец не терзал себя пустыми надеждами понапрасну.
Выяснилось, что это наш недавний знакомый, поводов для встречи с которым мы так доискивались – капитан Сидней Проскетт. Он ухитрился не только в первый же день заметить за собою слежку, но и проследить за нашим человеком, точь в точь как доктор Максоммер, севший на пятки Симмондсу. Две грубейшие ошибки в одном деле людей, в опыте которых доселе не было поводов к сомнению, заставляют меня по новому смотреть на действительный уровень профессионализма моих коллег, многих из которых я уважаю вполне искренне. Хотя, говоря объективно, Проскетту помогла удача. Бармен в заведении, где капитан безуспешно пытался написать письмо, сообщил ему, что после его короткой отлучки некто перерыл корзину с мусором и извлек смятые и рваные клочки несостоявшегося послания. Вспыливший Проскетт, обуреваемый намерением разобраться с субъектом, сующим нос в его дела, бросился его преследовать. Так Фрэнки, спешащий к нанимателям с важнейшей уликой, привел его на себе к нам на набережную Виктории. Это было одиннадцатого. Смекнувший, что его персона привлекла внимание Скотланд-Ярда, бравый отставник провел в тягостных раздумьях два дня и вот явился.
- Как же так вышло, что вы его так и не настигли, если всю дорогу за ним шли? – поинтересовался Грегсон.
- Почему же? Я его догнал сразу и уже чуть за шиворот не ухватил, но...- запнулся капитан. - Видите ли, господа, я к тому времени уже несколько остыл, вот и подумал – эге, все это неспроста. Так и решил проследить за ним.
- То есть вы уже тогда догадывались, что полиция может интересоваться вами?
- Почему это? – заартачился пойманный на слове Проскетт.
- Да потому, что, сдается мне, не заподозри вы этого, наш человек не дошел бы сюда без приключений.
- Ладно, - вздохнул капитан, - так и есть. Что уж теперь-то…только я затем и пришел, господа, что вы это все себе совсем не так толкуете.
- Все – это…
- Все, что касается меня и Эвелин.
Да-да, ошибки нет, размышлял я, разглядывая гостя, что этот Проскетт, сорвиголова, который за недолгий свой срок в Лондоне успел оттолкнуть от себя многих своими дурацкими похождениями, сейчас какой-то другой Проскетт. Зад у него поджат и стиснут в нервном спазме, это несомненно. Мы могли бы вынудить его и дальше оправдываться, расстреливая вопросами. Но вместо этого мы решили дать ему высказаться, и он на глазах воспрянул духом. Очевидно, капитан из тех, кто заряжается уверенностью от собственной речи. Подозреваю, что более даже от ее бодрого звучания чем от содержания, так что уже и не важно, верит он ей сам или нет. Военные совершенно искренне влюблены в армейские марши за их громкость, то есть за то, что в них заложены все возможности для оркестра выложиться до изнеможения и шума в голове, потому что из всех возможных жертв, приносимым человеком во имя чего-либо, им ближе и понятнее всего физические затраты. В тех случаях, когда они значительны, вспоминают о подвигах и героях. Так что не следует удивляться тому, что и от музыки, как и от всякой любой области, они ожидают этой героики и горячо поддерживают ее там, где ноты не просто берут, а энергично выплевывают в мундштуки духовых, разрывая раструбы. Такое исполнение сродни сражению – яростное и утомительное, но и несомненно ободряющее людей милитаристского типа. Проскетт не опасался переутомиться. Этот человек был исполнен сил и готов истратить их на нас без остатка.
Оказывается, с Эвелин Кроссуэлл его связывают еще узы юных лет. Он не видел ее долгие годы, а встретив пару месяцев назад на каком-то приеме, осознал, что чувства никуда не исчезли и не умерли. Нет, он не считает, что нарушил приличия. Нет, он знает как себя вести в приличном обществе. Господа полицейские не хотят понять главное – за годы службы в далекой и такой чужой сердцу всякого цивилизованного европейца Африке он многое повидал и уж точно отличит счастливую женщину от несчастной.
- Значит, миссис Кроссуэлл, по-вашему, несчастна?
- Несчастлива со своим мужем, по крайней мере, точно.
Зачем это уточнение? А затем. Господа из полиции должны понять, она не угнетена в общепринятом смысле, потому что пребывает в дурмане. Отчего ему так кажется? Не кажется, он даже знает ему имя. Джозефина Нэви. Эвелин сидела бы у нее в кармане, если бы они были на женских платьях. Они всюду вместе, где бы он их ни видел. После той встречи ему только раз удалось поговорить с нею. Эта мегера не дает ему к ней приблизиться. Ну, а муж? А что, муж? Пусть его, капитана, поймут правильно. На самом деле не так уж важно, что бедняга скончался, потому как и при жизни он вечно отсутствовал, так что Проскетт его и не видел ни разу. Видимо, ему не было дела до жены, а капитану Проскетту – было и будет, потому что они с Эви...ну, он уже рассказывал, и если господа имеют уши и умеют ими слушать...
Слушая эту болтливую смесь панибратства, высокомерия и нечистых намеков с каким-то спрятанным страхом, мы сильно сомневались, что он действительно держал себя достойно. Этот нахал явно чего-то боится и потому изо всех сил подбадривает себя. Он вроде бы прищемил хвост, но хвастливая сущность берет свое. Услышав, наконец, прямой вопрос, чего он так боится, капитан сначала шумно возмутился такому глупому предположению, но почти тут же, как уже было до того не раз, сдался. Да, его здорово напугала смерть Кроссуэлла. Только это не то, что мы себе придумали. За ним нет ни тени вины. Он был искренен и прям, как и подобает себя вести доблестному солдату Ее Величества (кстати, он не знает, почему суданская кампания так скромно освещалась здесь, но пусть господа ему поверят, порой там было чертовски жарко, не в смысле солнца, конечно, просто с этими дикарями сам дьявол не сладит). Так в чем же дело, и что он сам думает об этой смерти? То-то и оно, что он совершенно сбит с толку и все мучается вопросом, что же там произошло. А уж когда он заметил за собой слежку, и понял, что полиция не оставляет в покое это дело...
Так-так, переглянулись мы с Грегсоном, обменявшись брезгливыми гримасами. Уж не вообразил ли он себе, что зажег в сердце Эвелин Кроссуэлл настоящий пожар, и что она, совсем потеряв голову, довела ситуацию до жесточайшей конфронтации с мужем, окончившейся трагедией? И если только мы верно угадали это мятущееся настроение, и он пытается нам именно на это намекнуть, чтобы ему поверили, что он-то тут не причем... Начав разговор пылкими признаниями о своей любви, капитан Проскетт закончил его совсем скверно, незаметно для себя признавшись еще кое в чем, а именно в трусости, и этому признанию мы верили больше.
- Зачем вы пытались попасть в дом?
- Поговорить с Эвелин, объясниться, но все безрезультатно! Меня отказываются видеть. Все дело в этой Нэви, поверьте! Эта она окрутила Эви, сделала ее своей собственностью. И не отходит от нее ни на шаг.
- И тогда вы решились написать ей?
- Уже не в первый раз! - машет всклокоченной головой чуть не до пола капитан, все более проникаясь трагичностью собственного положения. - А что еще я мог придумать?! Только на мои письма я не получил ни одного ответа. Я стал подозревать, что она перехватывает их. Мне хватило десяти минут понять, что она вертит моей девочкой, как хочет. Это же черт те что такое! Тогда мне пришло в голову передать записку для Эви через горничную. Ту самую, что вы допрашивали.
Мы вновь переглянулись, подумав о Рэчел. Он и это знает! Но все оказалось еще интереснее.
- Откуда вам это известно? - опомнился от удивления Тобби. - Вы следили за инспектором Симмондсом?
- Не знаю, о ком вы. Я просто видел, как она от вас выходила.
Теперь мы уже смотрели друг на друга откровенно бестолково. Рэчел Харруэй была допрошена Симмондсом прямо на месте, никто ее в Ярд не доставлял. Только бы этот тип не понял, что мы сами ничего не понимаем. Мы прикусили языки, чтобы его не спугнуть. По счастью, пытаться остановить этот поток было бы еще сложнее чем пробудить к жизни. Капитан твердо решил держаться выбранной линии. Да, заметив Фрэнки, он прошел за ним, а когда еще увидел и служанку, то все понял…
- Вы и ее сцапали, джентльмены, так? Я понял, что теперь у вас в руках.
Мы продолжали помалкивать, и капитан переспросил, потому что теперь уже нас приходилось подбадривать:
- Вы же ее допрашивали, верно?
Да, мы ее допрашивали, киваем мы вполне себе утвердительно (знать бы еще, о ком речь!), но теперь пусть говорит он. Пожалуйста. Да, он с ней сошелся. Со служанкой то есть. Нет, это не то, о чем вы подумали. Вечно вы не так все понимаете, господа! Хотя девчушка, кажется, была не прочь вкусить прелестей любви, а он никогда не отказывает женщинам, таково его правило благородного человека...
- У вас была с ней связь?
- Ну уж, скажете. Малышка, кстати, забавная и не изображала из себя недотрогу. Сначала я ей немного приплачивал, ну, а потом… в общем, мы неплохо поладили.
Его убежденность в собственной неотразимости не просто удивляла – завораживала. Да, господа, он мог бы ее окрутить, это ему вполне по силам, в итоге он, конечно, немного развлекся, но это все несерьезно, джентльмены, поверьте, потому что ему нужно было достучаться до Эвелин. За что он платил служанке? Так он же уже битый час объясняет! Она передавала его письма для Эвелин. Тайком от этой ведьмы Нэви, но он не уверен, что они доходили до адресата. С этой Нэви ничего хорошего не жди. Скорее всего, девчонка попалась. С чем? Да с письмами, господи! С его письмами. Эта Нэви ее сцапала, пусть господа не сомневаются даже. Почему он так думает? Потому что ее уволили. Он поджидал ее несколько дней, но та все не показывалась. Вряд ли крошка Эви так бы поступила с ней. А потом появилась новая горничная, которая напрочь отказалась идти на контакт. Видимо, была строго предупреждена.
Мы слушали этот захватывающий, но не слишком упорядоченный рассказ, и по себе могу сказать, что непроизвольное желание разинуть рот не всегда вполне контролировалось мною. Новая горничная...речь, конечно, о Рэчел Харруэй. Я вспомнил, что до смерти Кроссуэлла она успела прослужить в доме всего две недели. А до нее была та самая, о которой Милвертон спорил со Сноулзом незадолго до своей смерти. Наш пехотинец считает, что ее уволили из-за него, только лишь на основании ее исчезновения и сокрушается так настойчиво, чтобы у нас не осталось шансов уклониться от встречи с его страдающей совестью. Ему жалко малышку, слышите! Но ведь он не мог знать, что так получится! В конце концов, за это она брала деньги, так что все честно.
Впервые я по-настоящему пожалел Проскетта. Несчастному невдомек, что его скромная помощница не просто исчезла. Благодаря Холмсу, мы знаем, где она появилась, и что пожаловала к Милвертону не с пустыми руками. Так что еще большой вопрос, имело ли место увольнение, или воровка сбежала сама, пока в доме не хватились пропажи. Мы все еще не установили ее личность, но капитан почему-то уверен, что мы ее допрашивали. Вопрос, который может все испортить, так и вертится на языке, но, наконец, рассказчик все в том же сумбурном стиле добирается до самого интересного. Оказывается, он видел ее на набережной Виктории… Своими глазами! Нет, он ничего не путает. Да, да, ту самую крошку, что выгнали из Мэйфэйр. Никогда он себе этого не простит, пусть уж ему хотя бы в этом поверят. Когда он ее увидел? Да в тот же день, как пошел за тем типом, что рылся в мусоре, выискивая чужие исполненные заветных слов искренней страсти письма. Она выходила из здания Ярда через главный вход, а тот грязный тип – уж извините, господа, но настоящий джентльмен так себя не поведет! - наоборот, прошмыгнул туда.
Мы лихорадочно соображали, что же было в тот день, когда "грязный тип" Фрэнки, не подозревая, что "тащит на себе" Проскетта, принес нам первые новости о капитане. Мне вспомнилось, что он заявился в момент бурного обсуждения, так, что нам поначалу было не до него. Мы выслушали его много позже, когда вернулись после неудачного опознания из Вилля, а тогда мы были слишком разозлены. Ну, конечно, Холмс! Именно тогда они с доктором выскользнули. И ушли не одни. Мы велели им спускаться и ждать внизу... Когда я восстановил в памяти всю компанию, земля пошла из под ног. В который уже раз я посмотрел на Тобби и встретил такой же ошеломленный взгляд.
Агата Твумндидл! Сообщница Холмса и лжесвидетельница теперь еще и "малышка" Проскетта, уволенная из Мэйфэйр-Плэйс, по его мнению, за то, что подрабатывала поручениями человека, знаться с которым там не считали возможным! Ну, и самое главное, как теперь мы знали, она же, в добавок ко всему, еще и горничная, обокравшая свою хозяйку! Могло ли быть обычным совпадением то, что, едва покинув дом, где очень скоро после ее ухода произошло несчастье, она оказалась не где-нибудь, а в доме первого шантажиста Лондона? Имели ли мы право со своими надеждами связать обе смерти между собой пройти мимо этого факта? Вот оно, нужное звено!
Убедившись в своем ошеломительном выводе, я вспомнил и другое. Когда мы вышли на улицу, чтобы отвезти Холмса в Пентонвилль на опознание, возле Агаты с отцом крутился какой-то субъект. Завидев приближение Холмса с доктором, он поспешно зашагал прочь.
- Так это и были вы? - интересуюсь я у Проскетта.
Да, это был он. Капитан, подтвердил и продолжил, и каждая следующая фраза ложилась точно в цель, убеждая нас в верности поразительного открытия. Он пытался с нею переговорить, но она была не одна и наотрез отказалась, заявив, что не хочет вызывать неудовольствие своего жениха. Описание жениха тоже не оставляло сомнений. Холмс женится на Агате! Капитан Проскетт с изумлением встретил наш взрыв хохота, но быстро к нему присоединился, посчитав причиной создавшегося веселья свои шутки, коих в его рассказе присутствовало предостаточно.
- Да, господа, так и сказала, собирается замуж. Жених какой-то очень знаменитый, и намерения у него серьезные, влюблен в нее по уши и все такое. Папаша тоже у нее занятный такой, все норовил…
- Жених вас видел?
- Да, он вышел позже с одним приятелем. Я отошел подальше и спрятался, но оттуда видел, какую он ей закатил сцену ревности. Папаша все увещевал его, да без особого толку.
- Итак, капитан, вам есть еще что-нибудь прибавить к сказанному?
Нет. Он рассказал все и очень надеется, что был правильно понят. Видно, как он ужасно боится быть втянутым в такую историю. Такое – перебор даже для него. Это поставит крест на всех его надеждах. Да, он и сам много раздумывал об этой странной смерти, но в сердечный приступ не поверил ни на секунду. Когда он в последний раз видел Агату в Мэйфэйр-Плэйс? Необходимо установить по возможности точно, как во времени соотносится ее смена места работы с остальными событиями этого дела. Проскетт долго морщил широкое лицо, но сумел назвать очень приблизительное время – середину октября. Это было последнее, о чем он поведал нам перед своим уходом.
Бартнелл появляется очень вовремя, чтобы запечатлеть наши ошарашенные физиономии. Мы только что заполучили едва ли не самую важную информацию, однако тот факт, что это произошло аж через две недели, да и то лишь благодаря заявившемуся Проскетту, не доставляет никакого удовлетворения. Оказывается, это не нуждалось в поисках и располагалось под самым носом, но кто бы мог такое предположить! Шефа в первую очередь интересует, насколько можно верить "этому проходимцу".
- Безусловно, Проскетт - достаточно темный тип, - соглашается Тобби. - С одной стороны, явился сам, с другой - лишь после того, как заметил слежку. Испугался, особенно, когда увидел мисс Твумндидл, выходящей от нас. Ему и в голову не могло прийти, что у нее в тот раз для визита нашелся совсем другой повод.
- То-то же. Вы уверены, что разобрались с его страхами? Не выйдет ли так, что он боялся кое-чего посерьезнее, чем признания служанки, передававшей его письма? Может, он приходил вас прощупать; узнать, что о нем тут известно?
- Чертовски нахально, но... возможно, - приходится признать Грегсону не самый лестный для нас факт. - Тем более, что предварительно он пытался с нею переговорить. Она не стала с ним это обсуждать при свидетелях, а другой возможности ему, как видно, не представилось. Но одно уже хорошо - не зависимо от его роли в этом деле, позиция дочери Твумндидла теперь крайне незавидна. Мы, конечно, перепроверим это, но, я почти не сомневаюсь, что миссис Кроссуэлл опознает ее как свою бывшую служанку.
- Так-так, - бормочет шеф. - Значит, он считает, ее выгнали из-за его записок? Вы-то сами как думаете, что у них там произошло? Насколько я помню, по признанию Твумндидла его дочь нигде долго не задерживалась.
- Да. Ее увольняли отовсюду через неделю или около того.
- О чем и речь. Что же странного в том, что ее вышвырнули и из Мэйфэйр-плэйс? Ее могли рассчитать за тысячу вещей – неисполненных поручений, придуманных отговорок, постоянных отлучек. Сами же говорите, Проскетт вам проболтался, что завел с нею интрижку. По складу характера эта девица вполне могла увлечься и потерять осторожность, и тогда ничего криминального в ее уходе нет.
- Если только она не сделала это из мести.
- Украла бумаги?
- Да. Могло случиться так, что, когда ей уже указали на дверь, она воспользовалась тем временем, что ей предоставили на сборы. Боюсь только, если у леди Кроссуэлл найдутся причины против того, чтобы подымалался этот вопрос, и она не пожелает ее разоблачить, или если обстоятельства кражи прошли мимо ее внимания, и Кроссуэлл не посвятил ее в это, наши шансы вынудить мисс Твумндидл к признанию снизятся.
- И тогда снова тупик, - невесело заключает шеф. - Ну, а вы, Лестрейд, что скажете?
- Тип, конечно, несимпатичный со всех сторон. Видно, что способен на любое бесстыдство. Уверяет, что добивается возлюбленной, а сам промежду прочим развлекается с горничной. И все таки здесь что-то не то. Меня смущает та наглость, с которой он напирает. Добиваться замужней дамы с положением в обществе. И почему она не обратилась к мужу? Только ли из-за того, что опасалась его ревности?
- Думаете, не было ли между ними искры, от которой ваш капитан занялся пламенем?
- Очень возможно. И то, что он рассказал о поведении мисс Нэви, только подтверждает это. Кажется, она не на шутку забеспокоилась за свою подругу. Если сердце Эвелин Кроссуэлл дрогнуло, и ее увлекло бурным потоком страсти, мисс Нэви ничего не оставалось кроме как оградить ее и от настойчивых притязаний бестактного повесы, и от ее собственного безрассудства.
- Логично, - подхватывает Тобби. - И тогда увольнение Агаты Твумндидл вполне вписывается в эту картину. Джозефину Нэви, конечно же, взорвало, что служанка взялась помогать ухищрениям этого проныры, и привыкшая к кардинальным решениям она предпочла решить вопрос быстро. В пользу этой версии есть еще кое-что. Одни лишь домогательства капитана, наглые, но безответные, скорее, довели бы дело до мужского разбирательства, но не до самоубийства. А вот если Кроссуэлл уличил жену в измене…
- Ладно, принимается, - обрывает шеф. - Но меня смущает другое. Теперь, когда по всему выходит, что речь в подслушанном Холмсом разговоре шла об Агате Твумндидл, разве не выглядит странным, что Милвертон, с одной стороны, отказался оплатить ее услуги до прояснения ситуации , видимо, не доверяя ей до конца, а с другой, принял ее в свой дом? Мы знаем, он охотно оплачивал предательство, но так же не мог не знать подлинной цены самим предателям. Взять к себе человека, способного ударить из-за спины...как-то это не вяжется с его осторожностью.
- Он мог и не знать этого, как, впрочем, и его секретарь, - выдаю я в ответ догадку, только что посетившую меня. - Вспомните, Сноулз показал, что многие из тех, кто являлся к Милвертону заработать, прятали лица и вообще настаивали на своей анонимности, а он в свою очередь не возражал. Изгнанная ли из Мэйфэйр или убравшаяся оттуда по своей воле от греха подальше Агата в любом случае лишилась работы, и ей пришлось искать себе место.
- То есть она посещала Эплдор-Тауэрс как минимум дважды?
- Разумеется. Это были разные визиты. В первый она явилась инкогнито с деловым предложением, обернувшимся катастрофой для Кроссуэллов. Затем, через некоторое время вполне открыто пришла устраиваться после того, как кухарка, та самая приятельница Твумндидла, замолвила за нее словечко перед Сноулзом. Если та не проболталась о ее прежнем месте работы, а сама она, конечно, тем более умолчала об этом, то, выходит, что ни Сноулз, ни его хозяин так и не догадались, кого они наняли. Опять же, следует вспомнить и другие слова Холмса о том, что Милвертон все время силился вспомнить знакомый ему голос.
- Что ж, возможно, - прикидывает Бартнелл, но не сдается. - Правда, заметьте, этому должно было поспособствовать еще одно обстоятельство, усиливающее ощущение странности такого совпадения. Разве не удивительно, что эта вакансия для мисс Твумндидл оказалась свободной в Эплдор-Тауэрс именно в самое удачное для нее время? Кстати, я не припомню, чтобы вы, инспектор, в своих расспросах слуг касались обстоятельств ухода прежней горничной Милвертона. И еще. Что это за странная помолвка?
- Агата и Холмс? - отзывается скорее по долгу Тобби, молча проглотивший предыдущее замечание.
- Именно. Как бы ни помешался Твумндидл с идеей выдать дочь замуж, и как бы она ни мечтала успокоить звучание своей фамилии, все это слишком невероятно. Холмс – неисправимый холостяк. Должно быть другое объяснение. Опять же, если они заключили такое соглашение, после свадьбы им это аукнется. Агата Холмс превратится в заинтересованное лицо. Чего тогда будут стоить ее свидетельские показания?
Все это нуждается в тщательном разбирательстве, и Тобби собирается навестить Агату Твумндидл, а я, воспользовавшись заранее придуманным поводом, отказываюсь составить ему компанию. Эта игра на разрыв, когда нужно быть как здесь, так и где-то еще, и исчезать с глаз коллег так, чтобы это не вызывало подозрений, начинает действовать мне на нервы.
Вчера уже поздним вечером я добрался до Пентонвилля, где имел беседу с комендантом.
- Нужно сделать так, чтобы заключенный из тридцать восьмой камеры получил это, ничего не заподозрив. Аккуратнее, малый хитер.
- Сделаем, - кивнул комендант, пробежав глазами записку Рэндалла. - Здесь есть люди, которые зарабатывают доставкой такой почты. Арестанты их знают, а мы за ними приглядываем и иногда используем. Так что все будет как обычно.
Утром на прогулке к ногам Сноулза упал смятый клочок бумаги. Наблюдавший за ним человек докладывал, что физиономия у секретаря после прочтения сделалась откровенно кислая и раздраженная. Через час его выпустили, и ровно в десять секретарь покойного Огастеса Милвертона прошел через ворота тюрьмы. Я решил не привлекать к делу своих многочисленных легальных агентов, связи с которыми у меня остались. Все они прекрасно известны Грегсону, да и дело слишком деликатное и непредсказуемое. Предвидя маневры осторожного Сноулза, я отрядил следить за ним мистера Би. Мистер Эй, уже известный Рэндаллу как добрейший господин Арджент, остался приглядывать за ним. Однако уже около полудня я получил оставленное в условленном месте сообщение мистера Би о том, что ловкач Сноулз переиграл своих надзорщиков и отсек хвост.
Как потом рассказывал мистер Би, первое время объект вел себя вполне спокойно. Единственное, что настораживало, он направлялся совсем не в ту сторону, где его дожидался Рэндалл. Люди Грегсона засекли моего человека, но и сами не остались не замеченными. У них, как и у него было одно указание – наблюдать, так что ввязываться в разбирательство никто не стал. Напротив, чтобы не накалять ситуацию, мистер Би перешел на другую сторону улицы и перемещался по ней параллельно движению Сноулза и привязавшихся к нему агентов Грегсона. Таким образом, пройдя едва ли не всю Фаррингдон-стрит, они достигли Блэкфрайерс, то есть почти уперлись в Темзу, но Сноулзу этого показалось мало, и он спустился к самой реке. Там он, пройдя еще по берегу, отыскал какого-то старика, поговорил с ним, и они вместе подошли к маленькому подобию причала. Старик показал куда-то, и Сноулз улегся на доски лицом к воде, просунул руки между свай и вытянул из под причала лодку. В какие-то секунды он отвязал веревку, соскочил с причала и ухватился за весла. Люди Грегсона заметались, ища способ последовать за ним, но поблизости не было ничего, на чем можно было бы решиться штурмовать реку, а путь до моста Ватерлоо не оставлял никакой надежды поспеть за беглецом, пока он не достиг противоположного берега и не скрылся в близлежащих улочках. Это не выглядело импровизацией. Сомневаться не приходилось - Сноулз старательно выбирал место, где можно будет избавиться от слежки, и, похоже, поработал над этим вопросом еще задолго до ареста. Возможно, еще занимаясь устройством дел своего хозяина, он прибегал к этой остроумной уловке. В итоге посрамленные агенты Грегсона бросились в сторону моста. Это случилось в начале двенадцатого. Мистеру Би ничего не оставалось, кроме как сообщить мне о своем казусе и отправиться в дом старухи.
Я ринулся в Кэмден. Ничего, так даже лучше, размышлял я в дороге, все равно я знаю, куда он заявится. И теперь мероприятие пройдет без посторонних. Голубчики у меня в руках, и, чем бы все это ни закончилось, Грегсон не узнает ничего. Пусть благодарит за это своих ротозеев. Однако, время шло, а Сноулз все не появлялся. Уже близился вечер, по-ноябрьски ранний, и с наступлением сумерек моя тревога только нарастала. Тобби уже наверняка вернулся от Твумндидлов и недоумевая с каждым часом, продляющим мое отсутствие, дожидается меня, чтобы поделиться результатами. Кроме того, это время Сноулз должен был как-то использовать, и я уже жалел о том, что не знаю, где он проводит эти часы.
Раздраженный и озадаченный затянувшимся ожиданием я торчал в верхней комнате, иногда подходил к устроенному месту наблюдения, чтобы убедиться в неутешительном – комнату Рэндалла затягивал полумрак. Горевшая в углу чахлая лампа слабо помогала. Я видел, что и Харри нервничал. Он вдруг сделался жутко подозрительным и велел мистеру Ардженту убираться ко всем чертям, пока он – малыш Харри – не решит одно очень важное дело. Предоставленный самому себе, он то ложился на тощий грязный матрас и пытался немного забыться, то вскакивал и принимался мерить шагами комнату. Приглядывая за ним, я сам заразился его взвинченностью и несколько раз зачем-то проверял, на местах ли мои люди. Наконец, когда уже почти стемнело, я услышал условный сигнал и проследовал к своему наблюдательному пункту. Через минуту в дверь нижней комнаты негромко постучали. Харри подскочил с постели и бросился открывать.
- Наконец-то! – воскликнул он. - Вас выпустили!
- Ты как будто рад за меня, малыш Харри, - послышался вкрадчивый и в тоже время насмешливый голос человека, выказывавшего на допросах совсем иные интонации. - С чего бы это? Переживал?
- А как же не переживать! У нас ведь дело. Ну, входите же!
- Ты один?
- Да.
- Что это за жилище? - Сноулз прошел на середину и с удивлением осмотрелся. - Ты что, совсем на мели?
- Это мистер Арджент позаботился.
- Что еще за мистер Арджент? И почему он не нашел для тебя ничего получше?
- Очень хороший человек, и толковый. Он помог передать вам записку.
- Ах ты глупый щенок! – яростно зашипел Сноулз и ухватил за грудки возвышающегося над ним Рэндалла, который был крупнее его в полтора раза. - Ты что, все разболтал первому встречному? Какие дела после этого у меня могут быть с таким дураком как ты!
- Да нет же, вы не поняли! – обиженно замычал Харри, покорно оставаясь в тисках, которые мог запросто разжать.
- Что я не понял? Что у тебя длинный язык?! Зачем ты вообще затеял все это? Не мог дождаться, когда я сам тебя найду?
- Да как бы вы меня нашли! Мистер Лестрейд велел нам убираться из дома. Вот я и подумал…
- Лестрейд? Постой-ка, - насторожился секретарь. - Когда ты писал записку, ты уже знал, что меня должны выпустить?
- Да, мистер Лестрейд сказал так.
- Сказал тебе?! – едва не закричал Сноулз. - Зачем бы он стал с тобою это обсуждать, дубина?!
- Я сам его спросил. Мол, как там дела у мистера Сноулза. Зря, говорю, вы его арестовали.
Сноулз уже не слушал, потому что все понял. Он затравленно оглянулся, быстро подошел к двери, распахнул ее и исчез из поля моего обзора, вероятно осматривая лестницу. Затем вернулся, тем же быстрым шагом направился к окну и распахнул его. Мне оставалось только надеяться, что мои люди не позволили себя обнаружить. Створки хлопнули, Сноулз запер окно и вернулся на середину комнаты.
- Ключ-то хоть у тебя есть?
- Есть.
- Ну так запри дверь!
Харри повиновался.
- Давай по порядку. Лестрейд нашел тебя в воскресенье?
- Да, позавчера.
- Вы говорили о Стэйтоне?
- Да, - ответил Рэндалл. - Он просил вспомнить…
- Я знаю, что он просил. Он объяснил, для чего это?
- Он сказал, что тогда вас выпустят.
- Ты дал согласие?
- Да.
- Наверное, слишком охотно, и это бросилось в глаза. И тогда он велел тебе собирать вещички?
- Да.
- Дальше.
- Вчера утром я пошел искать место, где вас держали.
- Как ты узнал, что я в Пентонвилле?
- От него же.
- Дьявол! – взвился Сноулз, рубанув кулаком по воздуху. - Угораздило же меня с тобою связаться!
- Я не знал, как сообщить вам о себе.
- И тогда из ничего возник твой мистер Арджент?
- Да. Он сказал, что может помочь.
- Ах, черт! Дальше!
- У него там свои люди. В тюрьме.
- Не сомневаюсь. У них везде свои люди. И потом он привел тебя сюда?
- Да. Он сказал, что это подходящее место, если нужно справить непростое дельце.
- Надо было сразу отрезать тебе язык, еще когда я принимал тебя на работу к хозяину.
- Сэр, это очень обидно слышать…
- Свое непростое дельце ты ему, конечно, изложил во всех подробностях?
- Зря вы так со мною разговариваете, сэр.
- Подумай сам, деревенщина, с чего это он взялся помочь тебе?! – с отчаянием воскликнул Сноулз, не замечая обиды Рэндалла. - Только потому, что ты, милый парень, торчал там с грустной беспомощной рожей? Откуда тебе знать, что он за человек, и не подсунули ли тебе его?
- Да кому бы это было нужно?!
- Я бы объяснил тебе, только все равно не поймешь, дурья башка.
- Полегче со словами, мистер Сноулз, - тон Харри стал жестче, ему явно надоело терпеть ругательства. - Я вас теперь слушаться не обязан. И мы еще не решили наше дело.
- Какое дело?
- То, что вы обещали.
- Разве я что-то обещал?
- Не надо делать из меня дурака. Раз уж я смог найти вас…
- Что ты хочешь, Харри?
- Только то, о чем вы говорили. Мне чужого не надо.
- Ты так ничего и не понял, малыш из Шропшира. Теперь нет ничего – ни твоего, ни чужого.
- Как это? Вы обещали заплатить.
- Обещал заплатить хозяин. Он бы рассчитался с тобой, но ты же знаешь, чем все обернулось.
- Мне все равно, - упрямо твердил свое Рэндалл. - Я говорил с вами, сэр. Вы дали слово, с вас и спрос.
- С меня?! – взъярился Сноулз. - Плохо же ты меня знаешь, если осмеливаешься так говорить.
Жалкая лампадка, кое-как освещавшая комнату, угасала блеклым огоньком в углу. Если диалог доносился до меня достаточно четко, то сами говорящие представляли собой лишь силуэты, все более сливающиеся со сгущающимся мраком комнаты. Не представляя себе, чем может закончиться эта встреча, я опасался чего угодно, а более всего - внезапного всплеска агрессии, тем более, что характер беседы уверенно склонялся к чему-то подобному. Тон Сноулза становился все более раздражительным и угрожающим, но и Харри петушился, не собираясь уступать. Руки, вот что я видел хуже всего, и если я опоздаю вмешаться…
Внезапно в самый разгар моих тревог Сноулз сделал какое-то резкое движение. Это был выброс правой руки вверх от пояса. Наконец-то я ее увидел, его руку! Так вынимают оружие, и я готов был поклясться, что его рука была как бы удлинена, заканчивалась чем-то заостренным – ножом или револьверным дулом. Какая разница! Харри разглядел точнее и, будучи на голову выше секретаря, отпрянул, сгорбился, вжав голову в плечи, и издал жалобный скулящий стон, какой заменяет просьбу не убивать в тех случаях, когда от страха отказывает речь. Я видел - еще какая-то пара секунд, и Ярд потеряет еще одного свидетеля…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)